Я увидел их впервые в Кабестане. Старшие, вот как они звались. Старшие гильдии «Песнь ветров». Вэйлас и Алайо, два эльфа, совершенно не походящие на моих сородичей, не походящие ни в чём, и всё же – это было хорошим началом для моей карьеры военного, попасть под начальство двух эльфов. По крайней мере, не будет возникать вопросов плана: «У тебя что, лицо вообще не двигается?» и заметок насчёт: «Твои уши так смешно трясутся, когда ты бежишь!»
      Госпожа Аслауг поведала мне, что на членов их гильдии вчера напали возле монастыря Алого ордена, и теперь они собирались пленить вождя клана «Боевая песнь», чтобы выяснить, в чём дело. Я не стал спрашивать ничего лишнего: мне сказали, я выполняю. Очень не хочется ни о чём думать, клянусь светом самой Элуны, мне так хочется забыться в этой бессмысленной войне, что я готов выполнять приказы разбойника! Коим и является старший Вейлас. Впрочем, это куда лучше, чем искать утешения в смерти или вине.
      Мы устроили засаду где-то в Тысяче игл. Я помню, что делал всё на рефлексах: поставил ловушку, скользнул за колонну, замер… Моя добыча – двуногое, но ведь я теперь не простой охотник, верно? Старшие появились из ниоткуда, когда сработала ледяная ловушка, и – вкус крови, азарт драки, опьяняющая боль от ударов по телу! Кто крикнул – кажется, Вейлас: «Отступаем!» - и я опять решил не думать, а подчиняться.
      Мы отошли к деревушке, и только там, кажется, я осознал ноющее гадкое ощущение в побитых вновь костях и полученных ранениях. Посмотрел на старших: да, вот где они, профессионалы. Верно, я слишком засиделся в своих лесах, что позабыл, что значит быть воином, а они – а они решали дальнейшие планы, и я слушал их и принимал всё как есть без тени сомнения или возражения. Фералас? Замечательно!
      План таков, объяснял по дороге старший Вейлас, наш лидер нападает на поселение, выкуривает оттуда вожака, а мы ждём его на мосту. Кто такой этот Морхонн, я так и не узнал, а старшему внимал и запоминал, что он говорил. «Ты знаешь там мост, Арвак? – спросил он. – Бывал здесь раньше?» Я попытался вспомнить, и смутные видения пришли; не видения даже – запахи, цвета, звуки… «Был, - ответил я, - Но в глубоком детстве».
      Мы остановились на привал: по дороге на нас то и дело нападали дикие звери, и старший сказал, это от того, что на них тенью лежит печать Легиона… Я не чувствовал этого, но спорить не стал. По-моему, звери просто защищают свои леса, в которые то и дело бесцеремонно вламываются такие, как мы, и убивают подобных нам же, оскверняют лес ненужной кровью, а вместе с тем попадают иногда под горячую руку невинные дети лесного царства… Я смотрел на руины, и снова воспоминания тревожили меня. Но им я был рад: всё, что не было связано с Велиарой, было мне не в тягость. Возможно, пройдёт время, и её имя станет красивым сочетанием звуков, а образ – светлым пятном моего прошлого. Будь счастлива, жена моя, где бы ты теперь ни оказалась, с этим синдорай. Да будьте вы счастливы оба, что ж мне, жалко, что ли? А старший Вейлас заметил мой интерес к руинам и поведал – как перешли к этому, не помню – свою историю. Его семья жила в Нортренде, в непосредственной близости с ледяными троллями – туда их выселил круг Кенария, и я уж не знаю, что должен был сотворить отец этого почтенного эльфа, чтобы круг решил его судьбу подобным образом… Старший Вейлас – эльф не первой молодости. Раньше я так говорил о себе, но по сравнению с ним, я – жалкий мальчишка. И всё равно, есть в нём какая-то воля, какая-то особая сила – видно, чтобы понять это, нужно вырасти среди льда и снега, и чтобы сердце твоё закалялось пронизывающим ветром Нордскола… Виндсваль, вспомнил я. Кажется, это моё истинное имя, имя души. Я ведь говорил на северном наречье, когда мой учитель нашёл меня… О, Шаэ, не будь тебя, наверное, я бы не стал тем, кто я есть. И имя моё я спрячу глубоко в своём сердце, которое всё ещё бьётся, я же слышу, и оно любит эти леса, и всех, кто живёт в этих лесах, и всех тех на свете, кто нуждается в этой капле любви и сострадания… Почему именно ты, Велиара?
      Вперёд! Старший Вейлас словно выдернул меня из пучин сознания, вернул в ту реальность, где я должен буду воевать с Ордой – да что там, воевать, просто выполнять приказы, послушник. Само слово послушник, послушание – так и веет покорностью. Что в том унизительного? Если будет нужно, буду ворочать глыбы времени и истории в одиночку, если будет нужно – буду верно служить им, несущим стяг. Вот он, мост. В невидимость, командует старший, и мы исчезаем. Мы ждём. Только поют птицы и стрекочут огромные насекомые. Где-то крадётся волк. Мы слиты с воздухом, нас практически нет… Вот он!
      Он был ранен, без доспехов, ловить его особо не пришлось. Пошёл этот орк – как его, Аргаддум – сам, понимая, видимо, своё положение. И все вокруг что-то понимали, и хоть я не понимал, мне начала нравиться эта игра. Игра в войну.
      Мы прошли пол-Фераласа, когда он закричал. Было противно, но пришлось оглушить его – впрочем, было уже поздно. Они налетели, будучи верхом, и страшный удар свалил меня на землю. Когда я пришёл в себя, бой кипел, и старый эльф давал, как говорят дварфы, прикурить врагу. Алайо… То есть, старшая Алайо, я увидел, что она втянута в это, и тело само подбросило себя и поставило на ноги. Я утащу за собой хотя бы одного, я буду убивать не во имя чего-то – но чтобы только не она, она же женщина, а разве можно её… ударить… Я вмешался в самую гущу, только чтобы привлечь побольше внимания, и бросился на вожака в тот момент, когда он занёс руку для удара. «Она знает, на что идёт,» - слышал я сотни и тысячи раз о Вел, но каждый раз я бросался между этой дурой и обезумевшей громовой ящерицей, лишь бы вся сила удара пришлась на меня – женщина не должна воевать. Женщина не должна пятнать свою душу убийством. Война и охота – удел мужчин, и поделом нам, братья, но – Алайо…
      Когда я смог открыть глаза, голова раскалывалась, и в небе мне мерещились ухмыляющиеся бычьи морды. Хотя я мог поклясться, что быки не ухмыляются, в тот момент я видел их так же отчётливо, как и раскрашенную морду тролля и зелёную орочью… Ага. А вот и Аргаддум.
      Когда меня вели, я только порадовался тому, что не видел трупа Алайо – значит, старший Вейлас о ней позаботился, а что мне ещё нужно. Страха не было – не в первый же раз меня берут в плен, и кто знает, в последний ли? Но тихая истерика от счастья, что кроме меня никто не попался и не погиб, взяла своё, и я начал говорить с ними. Говорил на дарнасском, что уж было терять! А они балакали по-своему, и только тролльчиные мурлыканья я кое-как разбирал, и то потому, что провёл долгое время в клане Чёрного копья – тоже весёлая история, но не о том. Ах, если бы эти быки понимали, с каким счастьем я расхваливал их коровьи морды, если бы все эти рожи вокруг понимали, сколько удовольствия я испытывал, травя вполне себе пристойные, но дюже едкие на злой юмор анекдоты про их расы… Наличие в команде синдорай с этой смазливой физиономией, ещё и, кажется, кокетливо прикрытое шпионским платком, меня развеселило окончательно (тут уж, правда, отголоски ревности и обиды, чего уж скрывать). Я отрывался по полной, потому что мне правда не было страшно. Пару раз получил в челюсть от быка. Не удержался, всыпал в ответ – он, конечно, победил, но наших узнал, чай, и эльфы кое-что могут по части рукопашки (ах, люблю это слово, рукопашка, дварфийское, что ли?). Пару раз словил, кажется, от тролля, и всё время травили какой-то магической дрянью… Во всём этом мне было жаль только то, что мой верный товарищ и брат, Альсвинн, лежит сейчас где-нибудь в траве, а когда он очнётся (а он непременно очнётся – он выживал и после удара дубины огра!), будет искать меня, звать и тосковать, и никто его не утешит и не приютит... Долетит ли до Шаэ? Через океан-то…
      Возвестили привал. Развели костёр. Эх, поганцы, мою сумку изуродовали, я своё огниво потерял, а жаль, оно именное было, дварфы подарили. Ну да ладно, это же всего лишь вещь… Они уселись у костра, и Аргаддум заговорил по-тролльчиному, приглашая сесть с ними. От такого я отказаться не смог, хотя мне не нравится манера кошек играть с мышами, а потом жрать их с задних лап… Мы говорили коротко, он спрашивал, я отвечал. Спрашивал, с чего это я воевать пошёл, а я не помню уж чего ответил, кажется, сказал, что так надо, или что за Аслауг пошёл… Для меня и то, и то правда. Хотя в первое я не верю. И говорил мне орк, что не желает он войны, что лбами их столкнули вчера у монастыря того грешного, что, мол, приказ был защищать – только я не сильно поверил извечным: «Я всего лишь солдат, исполняющий волю правителя,» - наслышан я о подобном, но сам ни разу через себя не переступал, если душа наизнанку выворачивалась. Значит, у орка ничего там не воротилось, проглотил приказ как должное. Он мне, в итоге, сказал, что мира хочет, да Плеть победить, и отпустил, да велел Аслауг передать свои слова. Я от милости такой отказываться не стал, тем более, что отпускал он меня один на один, спину подставлял, когда вёл, – не по чести бы вышло на него кидаться там же. Альсвинна только позвал, друга моего, и решил воспользоваться магией возврата – когда друиды-быки с меня свои заклятья сняли, я ощутил, что спасательный круг опоясал меня. Я пообещал передать все его слова, но обещал так же, что коли всё это – уловки и обман, я найду его и вспорю ему брюхо без всякого зазрения совести. Честно говоря, я не сильно его напугал – но оно и к лучшему. Значит, враг достойный.
      Помнится, я спросил у старшего Вейласа, почему мы воюем не с Плетью, а с Ордой, и он ответил, что ещё не время… Надо спросить об этом госпожу Аслауг. Я написал ей срочное письмо, в котором рассказал о своих, скажем так, приключениях, и она не заставила ждать ответ: явиться к жрецу Селезину, отыскать Вейласа и Алайо и доложиться о произошедшем. Даже не снаряжаясь, я выдвинулся в путь…
      Надо ли говорить, что я не доплыл до Штормграда? Из одного плена – сразу в другой. Но на этот раз – к пиратам. Здравствуй, Тернистая долина! Только что-то мне не очень весело от улыбки этого Весёлого Роджера на чёрном флаге пиратского судна… А впрочем, что нам терять! И кому я нужен, выручать меня – придётся крутиться одному. Послал весточку с изложением дел по «Боевой песне» для любимой гильдии в бутылке, по-морскому так, чтоб наверняка… К каким берегам прибьёт эту бутылку? Зачем позорился? Не ясно. Нда…