Я с трудом отошла от тех ран, которые мне нанесли на пике Каменного когтя. «Боевая песня» уничтожала дриад и потомков Кенария, и я не могла не вступиться. Сел был там же, позже подоспел Айдол и – Морхонн. Впрочем, если бы не Морхонн, ничего бы не вышло. Его вызвала Алайо, поняв, что шансы не равны, и хоть это вышло не по чести… О, не буду врать сама себе, я рада, что мою шкуру не изорвали в лоскуты. Но не буду обманывать себя и насчёт того, что честь моя изрядно запачкана, и такие вещи, как честь, особо-то не отмоешь… А ведь всегда была чиста. Как почти у любого дренея.
      Этот Кельвар, он ненавидит Алдоров и Провидцев. Интересно мне, почему. Сам-то он кровавенький, и почему этот эльф позволяет себе подобные выпады по отношению к существам, защищавшим Шаттрат ценой своей крови и жизни многих и многих… Впрочем, я сама недолюбливаю Провидцев, но скорее всего, только оттого, что сама служу Алдорам. И откуда, кстати, все эти легенды про «десяток дренеев, убивающих одного спящего орка»? Что-то мне эти глупости изрядно поднадоели, придумывают своим грехам оправдание, да ещё такое откровенно ложное. Я ещё понимаю, сломленные – так они ж не помнят толком, кем были, но чтобы дренеи…
      Впрочем, я отвлеклась. Принесла мне сорока на хвосте весточку, что синдорай какие-то особые дела ведут с отрекшимися. Нет, то, что они тесно сотрудничают, ни для кого не секрет – но тут дело было в другом, совсем в другом. Поблагодарив свою сороку, я начала изучение бумаг, и вот что меня поразило – этот шифр. Я не понимала его, когда смотрела ну ту записку, я не поняла его и тогда, когда разбиралась с бумагами синдорай, но – узнать узнала. Все мои походы по библиотекам результата не дали: чтобы расшифровать такое послание, нужно не просто уметь перевести – но свободно владеть языком, а у меня этого, увы, не было. Впрочем, мне хватило и того, что эльфы в этом замешаны, а значит – вот и хвост происходящего. Прижать синдорай не так уж трудно, они хоть и гордый народец, но воли у них маловато. Ай да сорока ты моя, Арвак!
      Я завершила платье для Алайо: его я расшила особым узором, который поймёт если не только она, то ещё очень внимательный калдорей, знакомый с Севером. Маленький дракондор вился в моих ногах, и Штурм боязливо взирал на него из-под кровати, дурачок. Надеюсь, Сел подружится с серебристым малышом… Для Вейла я всё подбирала достойное оружие, и в итоге решила заказать его у знакомого дварфа кузнеца. Маленькие радости, с них я начала осчастливливать тех, кто стал мне дорог. Ну, для Села у меня имелось кое-что ещё… Пришла посылка. Платье, белоснежное подвенечное платье! От Села, как мило! Слёзы навернулись на глаза: они были разного покроя, эти платья, но мой первый жених, доблестный паладин Орион, павший в Дреноре во имя спасения всех нас, тоже дарил мне подвенечный наряд… И кольцо, которое я никогда не снимала, даже когда полюбила во второй и третий раз… Сел ухаживал красиво, цветы, что он подарил мне, благоухали в комнате, и чёрные, и белые, подпитываемые моей, можно сказать, магией природы, познанной в силу профессии. Я полюбила этого человека, полюбила всем сердцем, и уже ничего не могла поделать с собой. Впрочем, мне нужно было спешить.
      Когда я уже собралась по поручениям в Нортренд, воздаятель Хакку остановил меня и передал письмо от Ринна: меня просили навести порядок в Восточных чумных землях, в которых я однажды приложила немало стараний и сильно повлияла на улучшение положения. Потому и звали. Я пожала плечами: придётся опять отправлять вместо себя Бейлу, наверное, будь она живой, уже сердилась бы. Впрочем, приказ от короля – закон, не так ли?
      Алайо, Айдол и, конечно, Сел – прибыли на подмогу. Разведка моя показала, что с удержанием башен наши войска вполне успешно справились, и только одна по какой-то причине была покинута, Восточная башня. Там я и встретилась с Раммоном, отрекшимся магом. Уходить он не хотел – пришлось вести силой. Алайо справилась со своей задачей прекрасно, и хоть я всё делала верно, внутри неприятно скребли кошки. Ну, не могу я, как орк, прятаться за вечное: «Это был приказ,» - ну, не могу! У меня, в конце концов, своя голова на плечах, и только то, что война была официально объявлена, эти последние события с пленением Села в Степях, эти подковровые игры отрекшихся – всё это срослось в единый ком негодования, который мне не удавалось просто проглотить, и ощущение горечи заставляло меня бороться и действовать. Очень бы хотелось знать, кто же всё-таки ты, Враг мой.
      Раммона я сдала стражам в Часовне, несмотря на постоянные просьбы разрешения убить мага. И откуда у паладина столько кровожадности?! В конце концов, отрекшийся и правда был довольно безобиден, такие не бывают причастны к великим интригам. От дождя он прятался, так его растак…
      А потом мы пошли в Призрачные земли. Я думала нахрапом взять Транквиллион, найти командующего, задать ему пару вопросов… Но не тут-то было! Город защищался так, будто это не маленькое поселеньице, а сам Луносвет! Нам пришлось отступать – натиск был слишком могуч. И когда мы решили придумать обход, и я даже придумала, куда следовало пойти… Раммон привёл с собой Секириуса. Я не хотела говорить с ними и велела отходить со мной вместе, но Айдол и Алайо не двинулись с места! Я приказала, громко приказала, но… Завязалась драка, пришлось вмешаться. Положив орка и отрекшегося, я стала отчитывать этих двух, но что толку! Они не могли ответить на мой вопрос, почему ослушались – точно малые нашкодившие дети! А в итоге… В итоге Алайо обиделась за упоминание Иллидана (к Иллидану на куличи – впрочем, мне самой очень жаль этого эльфа, но нет ему оправдания за то, что он делал с моим народом в Дреноре!) и, как обычно с ней происходит, ушла. А затем ушла и я. Решив сложить с себя лидерство официально по возвращении, я отправилась в Святилище солнца, дабы прижать там магистров. И мне это удалось. И они говорили… Говорили… Говорили…
      Знаете, как это, когда ты узнаёшь, что ты – всего лишь игрушка в чьих-то руках, крыса, послушно идущая по лабиринту, но гордо мнящая, что сама выбирает свой путь, что-то решает в этой жизни? Это больно. Впрочем, больно – это просто слово. А ведь Алайо должна была это знать. И Сел… Захотелось с разбегу броситься в глубокую расселину, в ледяной океан и плыть, плыть, пока судорога сведёт мышцы, и камнем начнёшь погружаться под воду, канешь в пучину и мрак…
      А потом пришли они, Секириус и Раммон. И мне было всё равно. Я встретила их лицом к лицу, готовая расстаться с жизнью – почему-то злость вытеснила всякий страх и чувство самосохранения. И они били, и жгли, и я забыла и о зельях, и о травах – хотелось только бить в ответ, и жечь, и жечь огнём света и тьмы! Алайо появилась из ниоткуда – но они одержали верх, хотя Секириус сильно пострадал вместе со мной. Теперь было больно физически, но это было даже хорошо – вытеснялся внутренний огонь. Я попросила милосердно добить, но Раммон милосердно отказался… Сволочи, какие же вы, милосердные, сволочи…
      Меня исцелил их друид. Я помню только, Раммон велел: беги. И я пошла бы гордо, может, даже что-нибудь сказала напоследок, кроме брошенного: «Мы квиты. Жизнь за жизнь. Да будет так,» - но снова там оказались запоздавшие стражники Луносвета и погнали меня, как пса бродячего гонят продавцы мясных лавок. Ничего, думала я, теперь я знаю, где копать, знаю, где ты, мой Враг. И снова Алайо, и снова Айдол – без них меня бы зарубили, точно бы. Мне было сложно выразить свою признательность, но я сделала это, как сумела. А потом я рассказала им и Селезину всё, что надумала. И что решила передать пока управление Бейле, а сама – сама прямиком в Подгород.
      Честно говоря, я верила, когда Алайо сказала, что тоже полюбила меня, как я её. И когда Сел так горячо говорил со мной – тоже верила, что любит. Я верила им, но я знала, что теперь мне нужно идти одной, в том числе потому, что люблю их, да и потому, что со своими демонами всегда встречаются в одиночку. Мне было не важно, что они знали отчасти о происходящем – всё решилось нежданно, и мне и вправду было уже всё равно. Мне было только жаль их, если они бы стали обо мне печалиться, ежели я не вернусь из Подгорода. Ах, и мама, и Сиур, наверняка, будут в глубокой печали, если это произойдёт… Но я не могла поступить иначе, как не смог мой отец покинуть передовую, хотя знал, на что идёт, и как брат всегда бросался в неравные сражения, заступаясь за беззащитных, и как Орион – о, он всегда говорил, что моя любовь защитит его… Когда мы шли с Селом по дороге, и я пела ту песню, что мама подарила мне в моём детстве, и смотрела на него, и видела в нём отражение всего мира – мысль, а убережёт ли любовь меня, мелькнула в моей дурной голове, и мне почему-то стало как-то торжественно спокойно в тот момент.
      И когда я смотрела вслед Селу, скачущему на лошади, мне было торжественно спокойно. В самом воздухе ощущался этот мотив уверенной страсти – страсти истины, кто же ты, мой Враг, тот, что столкнул нас с Боевой песней, и Альянс с Ордой в страшном поединке не на жизнь, а на смерть? И когда я подходила к величественному Подгороду, и мертвенным ветром тянуло с ночного кладбища – было торжество. А страшно не было. Разве что чуть-чуть, потому что я с детства боюсь темноты…